Роберт Хайнлайн - Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений]

Почувствовав движение позади меня, я обернулся и увидел Пенни. Я посмотрел на нее и сказал:

– Это они послали вас ко мне? Наверное, они решили, что вы сможете уговорить меня?

– Нет.

Больше она ничего не сказала, да кажется и не ждала ответа от меня.

Друг на друга мы не смотрели. Молчание затянулось. Наконец я произнес:

– Пенни, а если я попробую – вы поможете мне?

Она порывисто обернулась ко мне.

– Да, конечно же да, шеф! Я с радостью буду помогать вам!

– Ну что ж, тогда я попытаюсь, – неуклюже сказал я.

Все это я написал двадцать пять лет тому назад, чтобы немного привести в порядок свои расстроенные чувства. Я честно пытался писать правду и ни в коем случае не преувеличивать своей роли в описанных событиях, так как эти записи предназначались только для меня самого, да еще моего врача, доктора Кэнека. Конечно, странно сейчас, через четверть века, перечитывать эти глуповатые и немного напыщенные строки, теперь я уже с трудом осознаю, что когда-то я в самом деле был им. Моя жена, Пенелопа, утверждает, что помнит его даже лучше, чем я – и что никого, кроме него, она никогда не любили. Так что время меняет нас.

Я обнаружил, что «помню» ранний период жизни Бонфорта лучше, чем свою подлинную жизнь в качестве этой более чем патетичной персоны, Лоуренса Смайта, или как он любил величать себя – Великого Лоренцо. Не сводит ли это меня с ума? Даже если это так, то это просто необходимая для меня толика безумия, потому что для того, чтобы дать возможность жить Бонфорту, нужно полностью подавить актера.

Безумен я или нет, я точно не знаю, что когда-то он существовал и что я был им. Как актер, он так и не добился успеха – мне даже кажется, что иногда его охватывало самое настоящее безумие. И последний выход вполне отвечал его характеру: у меня до сих пор хранится пожелтевшая вырезка из газеты, в которой говорится, что его нашли «мертвым» в комнате одного из отелей в Джерси. Причина смерти – чересчур большая доза снотворного – возможно принятая им в результате утраты последних надежд, так как его агент заявил, что несчастный не имел никаких предложений вот уже на протяжении нескольких месяцев. Лично я считаю, что им не следовало писать о том, что он остался без работы – не говоря уже о том, что это было еще и недобро как-то, что ли… По чистой случайности дата заметки доказывает, что ни в Новой Батавии, ни где-либо еще он во время избирательной кампании …15 года быть не мог. Наверное, мне лучше сжечь ее.

Хотя сейчас в живых уже не осталось почти никого из тех, кто знал правду – только Дэк и Пенелопа – да еще люди, которые убили плоть Бонфорта.

С тех пор я три раза становился Верховным Министром и нынешний срок скорее всего последний для меня. Первый раз меня свалили после того, как мы все-таки протащили неземлян – венерианцев, марсиан и обитателей Внешнего Юпитера в Великую Ассамблею. Но внеземляне входят в нее и до сих пор, а я вновь был избран. Люди не могут переварить сразу много реформ, время от времени им нужен отдых. На самом деле люди не любят реформ, не любят никаких изменений – да и ксенофобия имеет очень глубокие корни. Но мы усовершенствуемся, иначе и быть не может – если мы хотим выйти к звездам.

Снова и снова я спрашивал себя: «Как бы поступил Бонфорт?». Я не уверен, что мои ответы всегда были правильными (хотя я уверен, что я самый крупный специалист в Системе по Бонфорту), но исполняя его роль, я всегда старался ей соответствовать. Давным-давно кто-то – Вольтер – в общем кто-то сказал: «Если бы Сатана когда-нибудь занял бы место Бога, он наверняка счел бы необходимыми и атрибуты божественности».

Я никогда не испытывал сожалений по поводу утраченной профессии. В определенном смысле я не оставлял ее. Виллем был прав. Аплодисменты могут быть и не хлопаньем в ладоши, а хорошее представление всегда и так заметно. Я постарался, как мне кажется, создать идеальное произведение искусства. Может быть это мне и не совсем удалось – но мой отец, я уверен, оценил бы это как «хорошее представление».

Нет, я ни о чем не жалею, даже хотя прежде я был счастливее – по крайней мере спал я крепче. Но есть какое-то огромное удовлетворение в том, чтобы посвятить свою жизнь на благо восьми миллиардов людей.

Может быть, конечно, их жизни и не имеют космического значения, но у них есть чувства. Они могут страдать.